Дань уважения Питеру Ламборну Уилсону

Мое знакомство с PLW произошло не через его статьи, а через его послеполуночную радиопередачу на WBAI, манхэттенском отделении общественного радио Pacifica. Его программа называлась «Крестовый поход мавританского ортодоксального радио» и представляла собой свободное FM-радио в лучшем виде. Глубоким и сладкозвучным голосом он рассказывал истории и читал журналы, отвечал на телефонные звонки своих слушателей и проигрывал музыкальные кассеты, собранные во время его путешествий по Афганистану, Ирану, Бали и Ирландии. Его свободная ассоциативная речь была эрудированной и доступной, остроумной, но никогда не принужденной. Воплощение сердечности, в нем, радиоволшебнике, было что-то всезнающее. Это было похоже на блуждание по радиоволнам, эквивалентное ближневосточному базару. И после каждого выступления один и тот же нью-йоркский таксист ждал у вокзала, стремясь бесплатно отвезти его домой в знак благодарности или, возможно, провести еще пятнадцать минут в его присутствии.

Позже я обнаружил «Скандал: Очерки исламской ереси» (1988) и «Священный дрейф» (1993), книги PLW о «посторонних» аспектах ислама – очень редкая информация. Когда появилась книга «Звездный дождь: Посвятительная мечта в суфизме и даосизме» (1996), я знал, что это важная фигура. Теоретически и концептуально они принадлежали к отдельной категории. (Хотя он наиболее известен своими просветляющими работами по суфизму, его толкования даосизма столь же ясны.) Да, они были эрудированными и эзотерическими, но, что наиболее важно, они были читабельными и интересными. На этот последний пункт обращают недостаточно внимания. Я знал о «Бюллетенях хаоса» (1985 г.), которые позже были объединены как «Временные автономные зоны» (TAZ, 1991 г.), но тогда, как и большинство людей, я понятия не имел, что Хаким-бей и PLW были одним и тем же человеком.

К концу 1990-х я познакомился с ним и понял, что существует два Питера Уилсонов: государственный и частный. В этом отношении он был очень похож на Уильяма Берроуза. Общественный имидж был чем-то вроде Святого Монстра, в то время как частный человек был теплым, скромным и полностью преданным своему призванию писателя. Питер был сдержанным и вежливым, и за все годы, что я знал его, я ни разу не слышал, чтобы он сплетничал или говорил плохое слово в адрес кого-либо. Изящно красноречивый, он никогда не был многословным. Он внимательно слушал разговор. У него было прекрасное чувство юмора, редко циничное или даже ироничное. Он считал нигилизм крайним недостатком. «Оптимист» был для него слишком глуп; он предпочитал называть себя антипессимистом. Я знаю, что у него была духовная практика, основанная на десяти годах его общения с суфиями Афганистана, Пакистана, Индии и Ирана, но эта практика была глубоко усвоена, и ему не нужно было ее обсуждать. У Питера многое было именно таким: сочетание уединения и хороших манер.

В те дни я организовывал множество музейных и галерейных выставок, и вскоре он стал моим первым кандидатом в качестве автора этих публикаций. Его эссе представляли собой редкое сочетание учености и воображения, свободное от жаргона мира искусства. Он не только никогда не пропускал сроки, но и всегда сдавал работу раньше, и она никогда не нуждалась в редактировании. (Он сказал мне, что ни на один день не страдал писательским кризисом.) Художники всегда были в восторге от его текстов, поскольку он явно был одним из них. Питер тщательно расспрашивал меня о рынке искусства: как распределяется ценность, как формируется консенсус, как функционирует эта экономика и как ею можно манипулировать. Он не искал сплетен, он действительно хотел понять механику.

Мне хотелось проводить с ним больше времени, поэтому я начал придумывать проекты и помогал ему с его собственными. Мы сняли небольшие видеоролики о том, как он читает свои стихи в интересных местах Катскиллс. Он начал создавать произведения искусства и акции «исчезающего искусства». В течение десяти лет мы регулярно ездили на экскурсии по выходным, держа на коленях его потрепанный стостраничный атлас дорог округа Ольстер. Он сказал мне, что когда переехал в Кэтскиллс, он хотел объехать все дороги округа, и ему это почти удалось. Об этих экскурсиях и художественных акциях рассказывается в его книге «Люди реки» 2013 года, написанной песнями, с прекрасными произведениями искусства. В книге прослеживается река Эсопус-Крик от ее истоков до тех пор, пока она не впадает в реку Гудзон шестьдесят пять миль спустя, смешивая историю, мифы, фольклор и естественную историю. Это был период, когда он решил, что больше не будет путешествовать, в основном по экологическим причинам. После жизни, полной замечательных путешествий, он поселился в нескольких небольших деревнях Катскилла. «Я не давал клятвы никогда больше не летать, но сомневаюсь, что когда-нибудь это сделаю», — сказал он и не сделал этого. Сначала он выбрал Нью-Пальц, потому что там была университетская библиотека, но через десять лет ему надоела излишняя университетская атмосфера. Он рассказал мне, что в тот день, когда он насчитал в городе девятнадцать пиццерий, он понял, что пришло время переезжать. Когда он искал квартиру в Вудстоке, его единственным требованием было, чтобы она находилась рядом с проточной водой, которую, к счастью, найти там было несложно.